Два года прошли в мучительной неопределённости. Объявить ваном самого себя Тройгал не решился – это значило отрезать возможные пути к отступлению – и оставался одонтом неясно при ком. Между тем цэрэги роптали, и даже земледельцы начинали повышать голос. Применять к солдатам жёсткие меры Тройгал опасался, хотя и понимал, что недовольство может вылиться в открытый бунт.

Так обстояли дела в тот момент, когда среди ночи Тройгала подняло известие, что граница прорвана. А ведь Тройгал был уверен, что ван не пойдёт на подобное безумство, которое не могло принести ему ничего, кроме потерь и лишних волнений. Но потом оказалось, что границу преодолели не войска, а толпы изгоев. Как они сумели пройти, было известно лишь им и погибшим цэрэгам заграждения. Во всяком случае, ухэры не успели выстрелить ни разу.

Два дня в крошечной стране шла война, цэрэги, понимая, что с такими гостями не договоришься, дрались бешено, и Тройгал уже загадывал, как после победы станет казнить предводителей противника, но неожиданно противник исчез. И лишь через сутки выяснилось, что изгои ушли на север по мёртвой полосе, которая, как было отлично известно, обрывалась в далайн.

Но теперь оказалось, что огненное болото идёт не на два, а на три оройхона, а за ним начинается настоящая земля, куда и ушли изгои. Причём они не просто сбежали, а заняли проход, поставив там захваченные у Тройгала ухэры. Крошечное царство было зажато с двух сторон.

Взбешённый Тройгал вызвал дюженника Цармуга, который три года назад ходил по мёртвой полосе, проверяя, куда она идёт, и страшно избил его.

– Вонючка! Гнилоед! – орал он. – Поленился лишний оройхон пройти! В нойте утоплю!

– Я ходил! – брызгая кровавой слюной, кричал Цармуг. – Не было там ничего!

– Врё-ёшь!.. – И Тройгал снова бил, хотя и понимал, что Цармуг прав. Прозевали илбэча и землю тоже прозевали.

Самое страшное, что теперь нечем было обороняться. Четыре последних татаца, прежде грозно украшавшие вход в алдан-шавар, были перенесены к границе. Больше орудий у Тройгала не было, не было и мастеров-макальщиков – каторжные заводы стояли на восточных окраинах государства вана.

Вновь Тройгал вступил в переговоры, но теперь ван требовал не только казну и ежегодную дань, но и заложников. Утешало самозваного одонта лишь то, что ван всё же ответил ему, и, значит, можно ещё поторговаться. Отвечал Тройгал уклончиво, так что было невозможно понять, какое именно сокровище не может он отдать – сыновей или оружие и жемчуг. Ван требовал и то, и другое. В ответ Тройгал смиренно отослал списки, утаив двух сыновей из шести и самое ценное среди сокровищ. Ван напомнил, что ему нужны не клочки кожи, а сами драгоценности и в первую очередь пропущенные в списках доспех из чёрного уулгуя и талх, расшитый дисками уулгуя бледного.

Тройгал ещё не решил, как будет отвечать, когда новый удар обрушился на него: на востоке возник оройхон, граница исчезла.

Испуганный и растерянный, он стоял, глядя на огромное пространство, которое было невозможно оборонять. Мунаг, быть может, и умудрился бы держаться здесь, но Мунага нет в живых.

– Надо бежать, – сказал один из дюженников. – Иначе раздавят, как только ван подтянет войска.

– Погодите… – простонал Тройгал. – Ещё есть выход. Я вёл переговоры с ваном. Отдадим казну: доспех, дорогое оружие, царское платье, и все останутся на местах. Ван обещал…

– Ну, давай, – сказал кто-то, и Тройгал с холодным ужасом заметил, как изменились взгляды и голоса окружающих.

Тройгал спешно вернулся в свои – бывшие свои! – покои. Двое командиров и десяток солдат из недовольных боевых дюжин шли за ним, не то охраняя, не то конвоируя. Тройгал отомкнул хитроумный замок, с натугой отворил тяжёлую дверь. Спустился вниз.

Гладкая стена была пуста. Такое представлялось ему иногда в ночных кошмарах: он заходит в сокровищницу, а там ничего нет.

Тройгал подошёл ближе, потрогал стену, посмотрел внизу, по сторонам.

– Где они?.. Где?.. – бормотал он, бегая кругами по сокровищнице.

– Ну?! – крикнул от дверей Цармуг. – Скоро ты там, корм шаварный?

Тройгал подошёл к столу, сжал тонкий нефритовый нож.

Собирался ли он пробиваться на волю или зарезать себя? Копьё, пущенное Цармугом, пробило руку. Нож выпал. Солдаты посыпались по лестнице, разом навалились на одонта.

– Живьём взять мерзавца! – закричал Цармуг.

Три оройхона мёртвых земель показались Шоорану неожиданно лёгкой и простой дорогой. Возможно, оттого, что он шёл не один, а может быть, из-за того, что недавно прошедшее войско расчистило путь. Гораздо больше, чем за себя, Шооран опасался за попутчиков. Но привычный к жаре и смраду Койцог ломил прямо, словно рвущийся к добыче гвааранз, да и худенькая Тамгай стойко переносила трудности, хотя было видно, каких мучений стоило ей сдержать кашель.

В беспокойном клубящемся тумане проступили очертания земли, той самой, где Шооран потерял юношескую красоту, получив взамен рубцы и бурые пятна ожогов. Здесь он умудрился добыть палец Ёроол-Гуя. Ничто вокруг не напоминало о тех событиях, нойт и время стёрли следы. Зато сразу было видно, что эта земля теперь обитаема. Отбросы далайна не громоздились вдоль берега, а были уложены поперёк дороги, образуя высокий защитный вал. Далее, занимая весь поребрик, зевали в лицо идущим четыре ухэра. Они стояли один за другим, на специальных станках, позволявших, ежели появится Ёроол-Гуй, опрокинуть ухэр на безопасную сторону. Сразу ясно, что тот, кто устанавливал орудия, понимал толк в обороне.

– Ого! – воскликнул Койцог. – Я недаром унёс с собой весь сухой харвах, что у меня был. Здесь это зелье тоже требуется.

– Откуда столько ухэров? – удивился Шооран. – У Хооргона их было всего два…

– Штой! – раздался окрик из-за завала. – Кто такие?

И тут же знакомый голос караульного изменился, грозные ноты сменились радостным кличем:

– Шооран?! Ты?.. Какой Ёроол-Гуй тебя жанёш?!

Через засеку перебросили лестницу, на вершине вала, над частоколом изломанных костей появилась изуродованная, но сияющая радостью, знакомая образина Маканого.

Койцог быстро перелез через завал, помог перебраться Тамгай. Последним спрыгнул Шооран.

– Вот наша земля, – сказал он. – Тут и будем жить.

Велик труд Тэнгэра и непостижим для ума! Чем можно вырыть далайн без дна, каким бурдюком наносить в него воду? Человек успеет умереть, прежде чем поймёт это. А Тэнгэр создал такое и, отряхнув с ладоней землю, сказал:

– Таков должен быть далайн, иначе он не вместит вечного Ёроол-Гуя.

Сверху Тэнгэр настелил небесный туман и сказал так:

– Здесь будет положен предел взгляду и разумению, чтобы никакая смертная тварь не проникла в сокровенные тайны алдан-тэсэга и не сравнялась со мной.

Всё сущее – и бездна, и небо, и крепкая стена послушествовали слову старца. Лишь когда пять оройхонов были заселены зверями, ползающими, бегающими и прыгающими и пришла очередь человека, Тэнгэр встретил непослушание.

– Ты должен думать о вечном, – молвил Тэнгэр, – ибо таков мой уговор с Ёроол-Гуем.

Но человек сказал на это:

– Нельзя думать о вечном, когда дети плачут от голода и не знаешь, чем накормить их.

– Ты можешь есть всё, что растёт на оройхонах, – объяснил Тэнгэр, – а из зверей тебе годны для пропитания прыгающий парх, быстрая тукка и вонючий жирх, от которого выворачивает нутро. Но не вздумай брать в пищу ничего из того, что плавает в далайне. Это корм Ёроол-Гуя, и ты умрёшь от него.

– Спасибо, добрый Тэнгэр, – сказал человек и ушёл собирать чавгу и ловить зверей шавара.

Тэнгэр ждал человека целую неделю и, не дождавшись, пошёл по его следам. Он отыскал пропавшего и грозно спросил, как тот посмел бежать от своего создателя.

– Я не бежал, – ответил человек, – я заблудился, потому что этот мир мне незнаком.